Татьяна. «Вышла замуж за мужчину, который все еще остается центром вселенной для его матери. Даже теперь, через 10 лет после свадьбы, Алексей срывается с радостным энтузиазмом, услышав звонок мамы. Все эти годы он сравнивает меня с мамой и, конечно же, не в мою пользу. А я каждый раз спрашиваю себя, может быть, он прав? Может быть, я действительно плохая хозяйка? Может быть, я действительно плохая мать? Муж раз в неделю навешает маму и там обедает. Обед проходит под комментарий: «Пусть хотя бы раз в неделю мальчик съест приличный обед»…
«Маменькины сынки» любят то радостное возбуждение, которое создает мать вокруг них. Сын получает безусловную любовь, столь необходимую маленькому ребенку, но неуместную теперь. Если жена делает ему что-то хорошее, то он чувствует себя обязанным платить тем же. Это уже обязательства. Это ответственность. Репертуар взрослой жизни. А мама ничего не требует взамен, лишь бы он при ней был, ее вечно маленький мальчик.
Резкая критика в адрес сына также может служить той же цели — подкреплению сильнейшей эмоциональной привязанности между матерью и сыном. Главное и тайное желание матери: «Будь при мне, нуждайся во мне, оставайся зависимым от меня».
Галина, мать 40-летнего сына. На словах выражает желание, чтобы Юра женился. И тут же восхищается тем, что он такой заботливый сын, еще не разу не отдыхал в отпуске без мамы. Примечательно, что Юра (его и Юрием-то назвать как-то язык не поворачивается) страдает ожирением. Мать сделала его немужчиной даже по форме тела. Мать демускулинизировала (извините за это ругательное слово) его. Слой жира как будто защищает его от посягательств женщин.
Хорошей матерью легко быть при условии удовлетворенности взаимоотношений с мужем или хотя бы с любовником. Хорошая мать видит в сыне хотя и близкого, но отдельного человека, другого, а не продолжение себя. Часто «маменькины сынки» становятся больными зависимостью от алкоголя, наркотиков или еды.
Елена. «Моему сыну сейчас 27 лет. Когда он был юношей, я была к нему так сильно — привязана, что не помню минуты, чтобы я о нем не думала. Если к 23 часам он не возвращался домой, я места себе не находила. Я была сплошной комок нервов. Однажды он сказал мне: «Мама, я, конечно, могу приходить домой даже в девять вечера. Но неужели ты не понимаешь, что отравляешь мне жизнь?» Эти слова потрясли меня, я долго над ними думала. Постепенно я начала осознавать, что любовь и моя чрезвычайная привязанность — это не одно и то же.
Сейчас сын женат. Я запрещаю себе вмешиваться в его жизнь. Мне помогает доверие. Я себе напоминаю, что мой сын не глупее меня и сам может понимать, что ему лучше делать. И знаете, что я замечаю? Теперь мы стали намного ближе и роднее. И еще у меня высвободилось много энергии, которую я трачу на себя. Я дала сыну свободу и неожиданно обрела свою собственную».
ДОЧКИ-МАТЕРИ. КТО ГЛАВНЕЕ?
Света, 28 лет. Маме 54 года, она работает директором школы и в Москву к дочери приезжает время от времени. Отношения у Светы с мамой весьма напряженные. Она гостит у дочери уже 3-й день, нянчится с внучкой Анечкой, которой полтора года. Мама слишком вмешивается в дела ее собственной семьи. Список пунктов, по которым возникают разногласия между Светой и мамой, может быть бесконечным:
— как кормить ребенка — по часам или по желанию;
— будить, если ребенок заснул в неурочное время или нет;
— в какой воде купать;
— как долго гулять…
На третий день после ее приезда атмосфера в доме накаляется да предела. Разговор идет на повышенных тонах. Они ссорятся, потом ходят надутые и три дня вовсе не разговаривают.
Разбирать список разногласии между Светой и мамой бессмысленно. Каждая из женщин борется не за свои принципы и, конечно же, не за благополучие Анечки. Реальная проблема Светы — это ее борьба за независимость от мамы. За право быть уникальной, неповторимой, за право состояться в качестве матери, за право почувствовать себя значимой.
— Почему вы не поговорите с мамой о важных для себя вопросах?
— А как?
— Как крайний вариант проявить твердость и заявить, что в ее советах не нуждаетесь, напомнить, что вам уже 28 лет.
— Да вы что! Это убьет мою маму.
— Но откуда вы находите силы, чтобы все это переносить?
Мы пришли к выводу, что пытаться изменить маму, доказать, что мама не права, — абсолютно тупиковый путь.
К третьему дню пребывания мамы в гостях атмосфера накалилась до известного уровня. Мама критикует Светлану, что она неправильно распоряжается деньгами. С неудовольствием отмечает, что Анечка одета в синтетику, а это плохо для здоровья, и подарила ей платье из ситчика. Светлане платье не понравилось, и она забыла маму поблагодарить. Мама обиженно замечает, что ее помощь здесь не ценят. Светлана и мама уже готовы разойтись надутыми по своим углам. Но на сей раз Света отодвинула обиду в сторону. Спокойно выслушала все замечания мамы. Все советы относительно Анечки правильные, тут и спорить нечего.
— Мам, я высоко ценю твою заботу об Анечке. Я знаю, как важно для тебя, чтобы твоя внучка была ухожена. Но есть важная вещь, о которой я хочу тебе сказать. Я испытываю каждый раз горькое чувство, когда ты, мама, говоришь, как мне обращаться с ребенком, или берешь все дела в свои руки. Мне тогда кажется, что я ничего не умею. Это мешает мне чувствовать себя взрослой. Ты становилась матерью четыре раза. Помоги мне почувствовать, что со своим ребенком я поступаю так, как надо…
В конце беседы Света была изнурена до предела, впервые она действительно (не физически, а психологически) покидала родительский дом.
Еда является лишь одним из средств уйти от того пресса мыслей, чувств и поступков, которым мы прижали себя. Зависимость — это бегство от напряга внутри самого себя. Средства для бегства каждый выбирает себе сам. Способов — преогромное количество. Само напряжение может служить средством избегания другого напряжения, как правило, связанного с недовольством собой и своей жизнью.
Нина. «Основным пристрастием были физические упражнения. Все свое внимание изо дня в день я сосредотачивала на полном спектре активности тела. Как и любое пристрастие, это отвлекало мое внимание от постоянного недовольства своим телом».
Олеся. «Пристрастие к покупкам появилось как результат следования ценностям моей матери. Покупки были ее страстью, она знала цены на все. В шутку я говорила, что она так же бурно станет переживать исчезновение жизни на планете, как и переплату 4 рублей за замороженный зеленый горошек. В ее назиданиях я усматривала «путь к спасению», к личной безопасности. Обладание информацией о том, где можно купить все самое лучшее по самым низким ценам, есть продолжение созидания «всего самого лучшего». Это тот же самый процесс, что и «что я могу принести вам, чтобы самой получить удовлетворение? что я могу для вас сделать? должно быть, я замечательный человек, если знаю, где можно достать все по оптовым ценам»
Виктор. «По мере того как мой список пристрастий рос, я становился все более нервным и все чаще прибегал к защите, поскольку не мог вырваться из этого круга. Вначале я посчитал основной причиной курение. Однако, прекратив курить, я обнаружил, что тяга к другим вещам возникала здесь и там. Я бросил курить и обратился к еде. От еды я перешел к «кока-коле». Я постарался исправить и это, перепрыгнув на апельсиновый сок. Затем была одержимость рыбалкой и катанием на лыжах. Каждый раз я полностью погружался в предмет своей зависимости, забрасывая все остальное. Иногда я принимал защитную позу. «Ну что такого в этой крохотной, незначительной проблеме? Ради всего святого, это ведь всего-навсего апельсиновый сок! Могло быть хуже! Посмотри на людей вокруг. Они действительно запутались и катятся в пропасть». Но правда заключалась в том, что я бежал, бежал изо всех сил, бежал до потери сознания. Бежал от себя. И это бегство забирало всю мою энергию, потому как я всегда был рядом с собой».
Екатерина. «Оставаясь наедине с собой, я становилась беспокойной и вечно должна была занимать себя какой-то деятельностью. В противном случае, я ощущала в себе недостаточность, изъян, тревогу или считала, что чего-то не завершила, не достигла, и очень гневалась на себя за это. Не отвлекая внимания, я оказывалась наедине с подобными чувствами».
Дмитрий. «Еще подростком я помогал родственникам, вечно что-то мастерил или строил для них. Это было средством взаимного обмена, та арена, на которой я предпочитал оставаться, ибо состояние внутреннего неблагополучия завладевало мной, как только я переставал это делать»
